Никаких записей о похоронах. Никаких надгробий. Никаких памятных знаков. До 2014 года ничто не наводило на мысль о том, какую страшную тайну хранит дом с садом в небольшом городке Туам в графстве Голуэй на западе Ирландии, пишет Русская служба Би-би-си.
Когда-то здесь располагался дом матери и ребенка Св. Марии — учреждение, управлявшееся монахинями ордена «Бон Секур» (Bon Secours) и предназначавшееся для одиноких незамужних матерей.
С 1925 по 1961 год в нем проходила жизнь тысяч женщин и детей.
В 1961-м приют был закрыт. И только в 2014-м историк-любитель Кэтрин Корлесс представила результаты своих изысканий, которые указывали на то, что в бывшем сточном резервуаре комплекса, возможно, погребены сотни младенцев и детей, а если точнее — 796.
В минувший понедельник здесь начались работы по исследованию захоронения, извлечению и эксгумации останков. Ожидается, что этот процесс продлится два года.
Первым делом исследователи намерены изучить неприметный на первый взгляд заросший травой участок в бывшей жилой части комплекса, рядом с которым когда-то была детская игровая площадка.
Многие из живших в этом доме женщин забеременели вне брака, были изгнаны из семьи, а после родов разлучены с детьми.
Согласно записям о смерти, в 1925 году пятимесячный Патрик Деррейн стал первым младенцем, умершим в приюте Святой Марии. А последней стала пятимесячная Мэри Карти — уже в 1960 году.
Как теперь стало известно, за 35 лет, прошедших между их смертями, скончалось еще 794 — как младенцев, так и детей младшего возраста. Считается, что они похоронены здесь — это место бывший премьер-министр Ирландии Энда Кенни назвал «чертогом ужасов».
П. Дж. Хаверти провел первые шесть лет своей жизни в этом месте — он называет его тюрьмой, но считает себя одним из тех, кому повезло: «Я выбрался оттуда».
Он вспоминает о том, как в школе ему и другим приютским детям приходилось избегать «домашних детей», как их называли.
«Нам надо было приходить на 10 минут позже и уходить на 10 минут раньше, потому что они [учителя] не хотели, чтобы мы разговаривали с другими детьми», — рассказывает он.
«Даже на перемене в школе нам не разрешали играть с ними — нас отделяли от них».
«Мы были для них уличной грязью».
Это клеймо оставалось с П. Дж. Хаверти всю жизнь, даже после того, как он попал в любящую приемную семью, а позже разыскал свою родную мать, которую разлучили с ним, когда ему был год.
Приют, которым управляли монахини из ордена сестер «Бон Секур», как призрак нависал над ним и многими другими жителями Туама на протяжении десятилетий, пока историк-любитель Кэтрин Корлесс не пролила свет на темное прошлое приюта Святой Марии.
Как обнаружили массовое захоронение
Желая покопаться в прошлом своей семьи, Кэтрин в 2005 году записалась на курс местной истории. Позже ее интерес переключился на школу Св. Марии и «домашних детей», которые учились отдельно от нее и ее одноклассников.
«Когда я только начинала, я понятия не имела, что обнаружу».
Поначалу Кэтрин была удивлена, что ее безобидные вопросы наталкивались на уклончивые ответы или воспринимались с подозрением.
«Никто мне не помогал, ни у кого не было никаких записей», — рассказывает она.
Но это лишь укрепило ее решимость узнать больше о детях из этого дома.
Прорыв случился, когда она поговорила со смотрителем кладбища, который привел ее в жилой комплекс, где когда-то располагалось это учреждение.
Рядом с детской площадкой находился квадратный газон с гротом — небольшим святилищем, в центре которого была статуя Девы Марии.
Смотритель рассказал Кэтрин, что в середине 1970-х годов, после того как там снесли дом, в этом месте играли два мальчика и наткнулись на треснувшую бетонную плиту. Они приподняли ее и обнаружили яму, в которой увидели кости.
По словам смотрителя, о происшествии сообщили властям, и место было засыпано.
Люди решили, что это были останки жертв ирландского голода 1840-х годов. До того как здание стало домом матери и ребенка, в нем располагался работный дом, где во время голода умерло много людей.
Но Кэтрин такой вывод не убедил — она знала, что тех погибших с почестями похоронили в поле в полумиле от этого места и там даже стоит памятник.
Ее подозрения усилились, когда она сравнила старые карты этого места. На одной из них, 1929 года, место, где мальчики нашли кости, было обозначено как «сточный резервуар». На другой, 1970-х годов, уже после сноса дома, рядом с этим местом была рукописная пометка «место захоронения».
Похоже, карта действительно указывала на то, что в этом месте находится захоронение. В пользу этой догадки говорило и то, что, как Кэтрин выяснила ранее, сточный резервуар, обозначенный на карте, перестал функционировать в 1937 году, поэтому теоретически был пуст. Но кто же там был похоронен?
Кэтрин позвонила в загс Голуэя и запросила имена всех детей, умерших в этом доме.
Две недели спустя ей позвонил скептически настроенный сотрудник загса и спросил, действительно ли ей нужен весь список детей. Кэтрин ожидала, что в нем будет 20 или 30 имен, но их оказались сотни.
В полном списке, когда Кэтрин его получила, значилось 796 умерших.
Она была глубоко потрясена. Собранные ею данные начали прояснять, кто, скорее всего, покоится под этой лужайкой у приюта Св. Марии.
Но сначала она проверила записи о захоронениях, чтобы узнать, не похоронен ли кто-то из этих сотен детей на кладбищах Голуэя или соседнего графства Мейо, — и не нашла ни одного.
Без раскопок Кэтрин не могла доказать это окончательно, но теперь она считала, что сотни детей были похоронены в безымянной братской могиле — возможно, в заброшенном сточном резервуаре, в доме матери и ребенка Св. Марии.
Когда в 2014 году новость о ее находке разлетелась по всему миру, в ее родном городе это вызвало серьезную враждебность.
«Люди мне не верили», — вспоминала она. Многие сомневались и даже с пренебрежением отнеслись к тому, что историк-любитель мог раскрыть такой грандиозный скандал.
Но была одна свидетельница, которая видела все это своими глазами.
Предупреждение: следующие разделы статьи содержат подробности, которые могут показаться шокирующими.
Мэри Мориарти в середине 1970-х жила в одном из домов рядом с местом, где располагалось учреждение. Вскоре после интервью Би-би-си она скончалась, но ее семья согласилась на публикацию ее рассказа.
Мэри вспоминала, как в начале 1970-х к ней подошли две женщины и сказали, что «видели парнишку с черепом на палке».
Мэри и ее соседи спросили мальчика, где он нашел череп. Он указал им на кусты, и Мэри, которая пошла посмотреть, «упала в яму».
Сверху, откуда она упала, в яму проникал свет, и она увидела «маленькие пакеты», завернутые в почерневшую от гниения и сырости ткань и «сложенные рядами до самого потолка».
Сколько?
«Сотни», — ответила она.
Некоторое время спустя, когда в роддоме в Туаме родился второй сын Мэри, монахини, работавшие там, принесли его «запеленутого в ткань» — точно такую же, как она видела в той яме.
«Вот тогда я и поняла, — говорит Мэри, — что то, что я увидела, когда упала в яму, были младенцы».
В 2017 году выводы Кэтрин подтвердились: в ходе контрольных раскопок на этом месте, проведенных ирландским правительством, было обнаружено «значительное количество человеческих останков».
Это не были кости жертв голода — возраст скончавшихся составлял от 35 недель до двух-трех лет.
К тому времени уже полным ходом шла кампания за полное исследование места захоронения, и Анна Корриган была среди тех, кто хотел, чтобы власти начали раскопки.
До 50 лет Анна считала себя единственным ребенком в семье. Но, изучая историю своей семьи в 2012 году, она обнаружила, что ее мать родила в приюте Св. Марии двух мальчиков — Джона и Уильяма, в 1946 и 1950 годах соответственно.
Анна не смогла найти свидетельство о смерти Уильяма, но нашла свидетельство о смерти Джона. В нем официально зафиксирована его смерть в возрасте 16 месяцев. В качестве причины смерти были указаны «врожденная идиотия» и «корь».
В отчете инспекции, осматривавшей дом матери и ребенка в Туаме в 1947 году, содержались некоторые подробности о Джоне.
«Он родился нормальным и здоровым, весом почти девять фунтов (4 кг), — рассказывает Анна. — К 13 месяцам он был истощен, страдал от ненасытного аппетита и не мог контролировать некоторые функции организма. Через три месяца он умер».
В учетной книге учреждения о «выбывших постояльцах» говорится, что Уильям умер в 1951 году. Место захоронения ни одного из мальчиков их сестре Анне неизвестно.
Анна, основавшая группу Tuam Babies для выживших воспитанников приюта и их родственников, говорит, что все эти дети наконец обрели.
«Мы все знаем их имена. Мы все знаем, что они существовали».
Теперь начинается работа по выяснению истинных масштабов того, что скрывается под заросшим травой клочком земли в Туаме.
«Крошечные кости»
Ожидается, что раскопки займут около двух лет.
«Это очень сложный процесс, поистине первый подобный в мире», — говорит Дэниел Максуини, руководитель проекта, который в прошлом уже помогал находить пропавшие тела в зонах конфликтов, например в Афганистане.
Он объясняет, что останки разных тел, вероятно, со временем перемешались, а бедренная кость младенца, самая большая его кость — размером всего с палец взрослого человека.
«Они совсем крошечные, — сказал он. — Нам нужно извлекать останки с предельной осторожностью, чтобы максимально повысить шансы на их идентификацию».
Сложность процесса идентификации нельзя недооценивать, добавляет Максуини.
Сколько бы времени это ни заняло, найдутся люди, такие как Анна, которые будут ждать новостей, надеясь получить хоть какую-то информацию о сестрах, братьях, дядях, тетях и кузенах, с которыми им так и не удалось встретиться.
Орден сестер «Бон Секур», управлявший учреждением все годы его существования, принес извинения после того, как специальная комиссия опубликовала полные результаты своего расследования.
«Мы не соответствовали нашим христианским убеждениям», — заявили монахини.
Орден внес около 13 млн евро в государственную программу компенсаций для выживших в подобных домах матери и ребенка. Он также выделяет еще 2,5 млн евро на покрытие расходов на раскопки в Туаме.
Совет графства Голуэй, которому принадлежало учреждение, извинился за свою роль в этом деле, заявив: «Мы признаем печальную и болезненную правду, глубокий ее отпечаток и тяжелое бремя, которое несут выжившие, и смиренно признаем наши ошибки».